"Мне противно быть вещью" – правила жизни Мэрилин Монро

Родители Нормы работали в одной из компаний Голливуда, но о том, кто ее отец, она узнала, лишь когда стала взрослой.

Норма воспитывалась в приемных семьях, а затем попала в сиротский приют. Первым местом работы 17-летней девушки стал авиационный завод – в это время она уже год была замужем. Здесь ее увидел фотограф из команды Рональда Рейгана, и Норма приняла его предложение участвовать в съемках.

Свой контракт № 1 в качестве актрисы девушка подписала в 20 лет. С юности она серьезно готовилась к сложным ролям в кино. Так, Монро мечтала сыграть Грушеньку – героиню романа Федора Достоевского "Братья Карамазовы" и даже пыталась купить права на экранизацию этой книги.

Но боссы Голливуда считали, что в образе сексапильной блондинки актриса заработает им больше денег, и ограничивали ее творческую свободу.

В этом заключалась главная трагедия жизни Мэрилин Монро. И еще в том, что она трижды безуспешно пыталась стать матерью.

О своей матери и детстве

У моей матери были проблемы с психикой. Она работала монтажером на киностудии. Сейчас ее нет в живых. Ее родители умерли в доме для умалишенных. Мою мать тоже пришлось поместить в психиатрическую лечебницу.

Так что у меня было так: совсем маленькой я показывала на первую входившую в комнату женщину: "Мама!" – и на первого входившего мужчину: "Папа!".

О приемных родителях

Я жила в 11 приемных семьях. Первая семья была очень религиозной. Я жила с ними приблизительно до семи лет. Они были ужасно строгими, но без злобы. Воспитывали меня на свой манер, в жестких рамках, а мои ошибки исправляли с помощью кожаного ремня.

О походах в кино

Кое-кто из моих приемных родителей, чтобы избавиться от моего присутствия в доме, отправлял меня в кино, там я просиживала с утра до позднего вечера, одна в первом ряду перед огромным экраном, и хоть в руках у меня не было леденцового петушка, мне это нравилось.

О людях

Люди – забавные существа, они задают вам все эти вопросы, а если вы отвечаете честно, они в шоке.

Меня спрашивают: "Что вы надеваете, ложась спать? Пижамную рубашку? Пижамные брюки? Ночную рубашку?" Я отвечаю: "Капельку духов Chanel № 5", – и они думают, что это я так сострила. Тогда как я просто пыталась деликатно ответить на неделикатный вопрос.

О любви и труде

Любовь и труд – единственные подлинные вещи в нашей жизни. Они должны идти в ногу, иначе жизнь начинает хромать. С другой стороны, труд – это форма любви. И если я мечтала о любви, то хотела, чтобы она была настолько же совершенна, насколько это возможно.

О самоконтроле

Мне бы хотелось лучше себя контролировать, чтобы было немного легче, когда режиссер говорит: "Одна слеза, прямо сейчас, чтобы вытекла именно одна слеза". А у меня выступили две, потому что я подумала: "Да как он смеет!"

Об одиночестве

Одиночество меня нисколько не тяготит. Я хорошо себя чувствую, когда я одна. Мне даже это нравится, это отдых. Это позволяет взять себя в руки, освежает ум.

О славе

Слава не годится для ежедневного рациона, она не может питать вас. Она лишь согреет вас немного, да и то на время. Это как черная икра. Вы знаете, икру приятно есть, но не тогда, когда ее надо есть ежедневно и взамен всех остальных блюд.

О символе секса

Я никогда не понимала выражения "символ секса". Я всегда считала символами какие-то предметы. То-то и печально, что секс-символ становится вещью. А мне противно быть вещью. Но если уж мне суждено быть символом, то лучше быть символом секса, чем чего-либо другого.

О своем доме

Скажу откровенно, меня никто никогда не содержал. Я всегда сама содержала себя. И всегда гордилась тем, что живу на собственный счет. Лос-Анджелес был моим домом, и когда мне говорили: "Езжайте домой", я отвечала: "А я дома".

О своей актерской обязанности

Я всегда чувствовала, даже в самой маленькой сцене, такой, например, как войти и сказать: "Привет!", что зритель должен получить то, что он ожидал получить за свои деньги, и моя обязанность отдать ему все лучшее, на что я способна.

О киноиндустрии

Я прихожу к выводу, что, когда ты знаменит, любую твою слабость преувеличивают. Киноиндустрия должна действовать как мать, чей ребенок вдруг выбежал на дорогу перед машиной. А она, вместо того чтобы обнять ребенка, его же и наказывает.

О своем имени на фасаде кинотеатра

Впервые я ощутила себя знаменитой, когда, подвозя кого-то в аэропорт, увидела там, на фасаде кинотеатра, сверкающее огнями свое имя. Я остановила машину немного поодаль, не отважившись приблизиться, и первое, что я сказала себе: "О Боже, кто-то совершил ошибку". Но все-таки оно было там – мое имя, высвечивающее огнями. "Вот оно как", – подумала я.